Россия, вехи ХХ века, 1907.

Первая полоса: Информационный Ангарский портал - Весь Ангарск.РУ » Про Ангарск » Россия, вехи ХХ века, 1907.

Про Ангарск : Россия, вехи ХХ века, 1907.

Автор: Администратор

11 марта 2009

7 января 1907 года Николай II проводил званый ужин с «представителями народных масс». Была приглашена вся верхушка «Союза русского народа» во главе с доктором Дубровиным. Столы ломились от икры и лососины, жареных поросят и расстегаев. Подогретые обильным возлиянием гости чувствовали себя непринуждённо. Оркестр народных инструментов грянул «Барыню», и царь, одетый в малиновую косоворотку, подпоясанную шнурком с кистями, и в защитного цвета шаровары, заправленные в сапоги, вошёл в круг. Он выделывал коленца, которых от флегматичного государя ожидать было трудно. Наплясавшись, царь подошёл к столу и поднял тост: «Да будет мне «Союз русского народа» верной опорой! Ваше здоровье, господа!».

В ответ грянуло: «Надейся и будь спокоен! Изведём крамолу!». А в рабочем кабинете монарха его ожидал председатель Совета министров Пётр Аркадьевич Столыпин. За 7 месяцев своего премьерства Столыпин больше поседел, подсох, стал выглядеть строже и осанистей. Сегодня он принёс ответ на вопрос самодержца, заданный несколько дней назад: «А стоит ли вообще открывать II Государственную Думу?». В это время Николай был встревожен спокойствием Столыпина, пережившего драму 12 августа 1906 года на своей даче на Аптекарском острове.

В этот день, день приёма премьером всех желающих, два жандармских офицера с бледными лицами и пухлыми портфелями вошли в приёмный покой премьера. Швейцар Филипп, служивший семи предсовминам, и генерал Замятин, начальник охраны, заметили, что жандармы были в касках старого образца и поспешили навстречу подозрительным лицам. Эсеры-максималисты Типунков и Забельшанский с криком «Да здравствует революция!» бросили портфели себе под ноги. Грянул взрыв. Филипп, Замятин, оба террориста были разорваны в клочья. 27 человек, посетители и солдаты охраны, погибли. 3-летний сын Столыпина, Адя, получил ранения головы и перелом ноги. Сильней пострадала 14-летняя Наташа Столыпина: у неё были размозжены обе ноги, - и только настойчивость отца позволила избежать ампутации. Ещё через год из костей и тела Наташи выходили кусочки штукатурки и обоев, а лечение продолжалось два года. Николай II предоставил премьеру и его семье покои в Зимнем дворце и устроил его охрану. Но спокойствие и хладнокровие Столыпина пугали царя, - в его представлении смертный не мог до такой степени владеть своими нервами.

Столыпин, глядя на царя в малиновой косоворотке, начал, как всегда, спокойно и уравновешенно: «Государь, революция гаснет. Но многое зависит от центра. Куда двинется царь, туда пойдёт и победа. Откроем II Думу - поможем себе, запретим её - и потерпим поражение». Николай, знавший, что во время взрыва на Аптекарском острове Петра Аркадьевича только облило чернилами из рабочей чернильницы, испытующе спросил: «А не страшно Вам, господин председатель?». Столыпин ответил: «Служить верно идее во все времена значило рисковать своей кровью и жизнью. Это Божье предопределение. А Дума... Она со временем поймёт и Вас, и правительство. Главное - проявить твёрдость и преданность принципам».

Открытие II Думы состоялось 20 февраля тихо и скромно, - по сравнению с открытием первой. Монарха при открытии не было, и депутаты, помнившие об участи I Думы, восприняли это как предупреждение. Дурным предзнаменованием выглядело и то, что через 2-3 дня обвалился потолок зала в Таврическом дворце, и заседания были перенесены в Дворянское собрание. К этому периоду относится замечание кадета Родичева, высказанное в письме националисту Василию Шульгину: «Крика и с трибуны, и из зала много, но предмет обсуждения вырисовывается, как всегда, туманно и неотчётливо».

16 марта в Дворянском собрании с правительственной декларацией выступил председатель Совета министров Столыпин. Его выслушали в гробовом молчании. Прения по декларации начал социал-демократ Церетели, и на правительство полились потоки грязи и огульных обвинений в кровавом деспотизме. На правых скамьях монархистов поднялся шум, а председатель Думы Головин пытался навести порядок не на трибуне, откуда сыпались почти непарламентские выражения оратора, а на местах, занимаемых октябристами и черносотенцами. Столыпин и министр финансов Коковцов, сидящие в правительственной ложе, спокойно обменивались мнениями по ситуации.

После прений вновь выступил премьер с уже вошедшей в историю речью, оканчивавшейся так: «Все ваши нападки рассчитаны на то, чтобы вызвать у власти, у правительства, паралич воли и мысли; все они сводятся к двум словам - «Руки вверх!». На эти слова правительство с полным спокойствием, с сознанием своей правоты может ответить тоже только двумя словами: «Не запугаете!». После этой речи публика, занимающая специальные ложи, встала и, как в театре, разразилась бурными аплодисментами и криками «Браво!». Россия всё ещё воспринимала политику как спектакль.

Политические спектакли на виду у русской публики между правительством, монархом и II Государственной Думой шли без антрактов. Свою посильную лепту вносили газетчики различных политических направлений, провокаторы охранного отделения и «бесовщина» революционного подполья, которое жило по принципу: «Благо всё то, что на благо революции». Добавьте к этому и непременную атмосферу всех революций - ауру страха, и картина станет полной. За свою жизнь боялась царская фамилия, министры, градоначальники, полицмейстеры и простые городовые. Боялись быть обвинёнными в трусости студенты и рабочие, считавшие себя «левыми», революционерами, носителями социальной справедливости.

В бытовой обиход министров вошел специальный «министерский» портфель, со стальными пластинами во внутренних перегородках. В случае покушения можно было прикрыться им от пуль браунинга или нагана. Полицмейстеры вешали себе на грудь под китель святые образа в железных окладах, серебро и медь не поощрялись - металл мягкий, пулю пропускает. Сочувствовавшие революции интеллигенты вдевали в петлицу пиджака красную или красно-черную розетку, чтоб, не дай бог, не подстрелили свои. Седьмой год создал свою символику знаков, как у правых, так и у левых, а раскол в обществе все увеличивался.

Фрейлина императрицы Алена Толстая ввела в высшем свете новую моду: постоянно иметь при себе стилет - тонкий обоюдоострый кинжал, - ножны которого скрывались в складках широких дамских юбок. Толстая заявила, что теперь в любой момент она может сама постоять за свою честь и за свою жизнь. Узнав об этом, Владимир Коковцов, министр финансов и признанный острослов в приватном разговоре бросил фразу: «Когда нет ума, приходится спасать честь, пусть даже в 52 года». Но портфельчик с пластинами сам Коковцов носил постоянно.

Несчастна та страна, где парадоксальность становится нормой. Кто бы мог поверить, что партия социалистов-революционеров в 1907 году попробует завербовать в свои ряды... Марию Столыпину, старшую дочь председателя Совета министров. Она получает письмо, в котором говорится: «Вы достаточно культурны, чтобы сбросить с себя нравственные цепи и предаться счастью партийной работы». Предлагался адрес для связи, но Мария сочла это письмо глупой шуткой или провокацией и уничтожила его. Через пять дней пришло второе послание, которое Мария показала отцу, предварительно зачеркнув обратный адрес, что Петр Аркадьевич молчаливо одобрил. Но следственная машина уже закрутилась, и через несколько недель Столыпин показал дочери фото красавца-брюнета. Брюнет был эсером и гипнотизером, он должен был очаровать и загипнотизировать Марию, по ее рекомендации стать домашним учителем ее младших сестер и, выбрав момент, убить самого Столыпина.

Само по себе участие в революционной борьбе дочерей высокопоставленных чиновников - явление не из ряда вон выходящее. Софья Перовская, руководившая удавшимся покушением на Александра Второго, - дочь псковского генерал-губернатора. Анна Леонтьева, активный участник боевого отряда члена ЦК партии эсеров Максимилиана Швейцера, арестованная в 1905 году, - дочь якутского вице-губернатора. В тюрьме ее «идеей фикс» стало собственное происхождение, и после освобождения ее поместили в психиатрическую больницу. полевого суда.

«Женщины более неуравновешенны и фанатичны. Если они предаются террору, то самозабвенно и в поисках своей собственной смерти», - писал в «Записках жандарма» генерал Спиридович, в 1907 году начальник дворцовой полиции, пока еще подполковник. Действительно, 21 ноября 1907 года Анна Севастьянова, дочь чиновника, фельдшерица, член боевой организации эсеров, стреляла в московского генерал-губернатора Гершельмана. 7 декабря этого же года казнена по решению военно-полевого суда.

Более показательна в этом отношении история Фрумы Фрумкиной из Минска. Смуглая, черная, с очень длинным лицом, хромая, но с горящими от ненависти глазами, она при аресте в 1903 году схватилась за нож. Обезоружили силой. В тюрьме раздобыла еще одно лезвие и, попросившись на прием к генералу Новицкому, начальнику губернской жандармерии, пыталась перерезать ему сонную артерию. Генерал отбросил ее в угол комнаты. За это покушение получила 11 лет каторги в горном Зерентуе. По Манифесту 17 октября амнистирована, но уже 28 февраля 1907 года арестована в московском Большом театре с браунингом в руках по обвинению в попытке покушения на московского градоначальника Рейнбота. Заключенная в Бутырку, Фрумкина покушалась на начальника тюрьмы Багрецова, но только ранила его в руку. Повешена 11 июля 1907 года.

В этом же году арестована «бабушка русской революции» Екатерина Брешко-Брешковская. О том, что она нелегально будет в Симбирске, полицию уведомил уже известный нам Евно Азеф. В МВД, конечно, знали, какую значительную роль в террористическом движении играет Брешковская, но казнить ее было трудно: как-никак революционерке уже исполнилось 63 года, да и выдать свой источник информации на суде - тайного агента Азефа - полиция не могла.

Мы знаем, кого вешали, по чьим приговорам вешали, но вот кто вешал? А главным палачом России в начале XX века был приговоренный к смерти за убийство в пьяной драке кубанский казак Филипьев. За каждого казненного он получал в департаменте полиции по 100 рублей, которые тратил на дорогую еду, вино, сигареты. Именно Филипьев повесил в 1905 году Ивана Коляева, убившего бомбой великого князя Сергея Александровича. Обладая необычайной силой и хладнокровием, казак имел особый «почерк» - сначала крепил петли так, что казненный доставал носками обуви до эшафота и бился в конвульсиях между жизнью и смертью несколько минут. Затем резким рывком второго конца веревки, пропущенной через блок, вздергивал тело и ломал гортанные хрящи, вызывая быструю смерть.

Филипьев вешал смертников и в Шлиссельбурге, куда его привозили под видом бродяги. В 1907 году он был отправлен на юг, в Березань, где должен был исполнить приговор над руководителем флотского мятежа лейтенантом Шмидтом. Но по дороге, в Новороссийске, был ранен разрывом бомбы, брошенной специально подосланным эсеровским боевиком. Вместо Березани Филипьев под усиленной охраной был направлен для лечения в тюрьму города Петровска в Дагестане. Там его поместили в общую камеру, арестанты которой опознали палача и задушили ночью под одеялом.

Печальный финиш был уготован и палачу из Варшавы Августу Фремелю, начинавшему свою карьеру в начале 1900-х годов в качестве политического провокатора. Летом 1907 года он приехал «по службе» в Лодзь, где средь бела дня был сражен 13-ю пулями прямо на улице. Его брат, Ричард Фремель, также побывавший провокатором, филером и камерным агентом, попутно повесил в Лодзи в 1905-1906 годах 104 человека. Кроме того, жандармы посылали Фремеля-второго «на гастроли» в Царицын, Самару, Саратов. В 1907 году он был тяжело контужен взрывом брошенной в него бомбы и ушел из «органов» по инвалидности.

С 1905 по 1907 год в Одессе, Севастополе, Симферополе и Херсоне приговоры в отношении «политиков» исполнял агент сыскной полиции Алексей Жекмаки. За это время он повесил около 300 человек, работая под фамилиями «Сидоров» и «Поликарпов», неизменно надевая черную маску на лицо и плащ-домино поверх одежды. Ходит легенда, что, исполненный черного юмора, тем приговоренным, которые вели себя «пристойно и смело», Жекмаки подносил к эшафоту букет алых роз, и начальство смотрело на эту самодеятельность палача сквозь пальцы. Накопив довольно значительную сумму денег, «одесский кат» исчезнет в годы первой мировой войны.

Интересно то, что в русском сознании, и даже в сознании русской власти, палач всегда считался человеком несчастным, отягощенным злом, хотя он и выполнял решения самой власти. Профессор Сергеевич, историк русского права, бывший ректор Петербургского университета, автор трехтомника «Русских юридических древностей», а в 1907 году член Госсовета при Николае Втором, писал: «Современная власть пытается откреститься от необходимого для ее осуществления зла во имя порядка и перекладывает это зло на пьяных казаков и тупых городовых. Часто она сознательно обманывает сама себя, идя на сделки с совестью в борьбе с политическим хаосом».

Профессор Сергеевич в своих статьях явно пытался очеловечить исполнительную власть. Деятели же контрреволюционного подполья - Рачковский, ротмистр Комиссаров, полковник Герасимов - просто использовали все возможные методы борьбы с крамолой, не задумываясь о вечных ценностях человеческой души. Надо сделать душу более податливой для самодержавной власти, припугнуть революционным террором, самим организовать то или иное покушение и связать его с эсерами. В марте 1907 года в Москве убит депутат Госдумы, редактор «Русских ведомостей», профессор Иоллос. Убил его революционно настроенный рабочий Василий Федоров с пяти шагов четырьмя пулями из браунинга в лицо. Кого он убивает, Федоров не знал, так как «мишень» ему указал якобы эсер-боевик Филимон Казанцев, на самом деле агент полковника Герасимова и член «Союза русского народа».

Федоров считал, что убивает царедворца и черносотенца, но вскоре убедился в своей ошибке. На квартире Казанцева он обнаружил листовки «СРН» и крупные суммы денег, чего у революционера, конечно же, быть не могло. Тем более, сам Филимон лежал в это время в другой комнате в стельку пьяный. Прозрение приходит с опозданием, но ответом на него может быть только одно - месть. И Федоров, согласившись для виду на следующий теракт, подготовленный Казанцевым, встречается с ним возле полотна Ирининской железной дороги.

И когда Филимон Казанцев, встав на колени, начинает выгружать из брезентовой сумки бомбы, Василий Федоров всаживает ему кинжал в шею. Кровь бьет фонтаном, но Казанцев вдруг начинает подниматься на ноги. И тогда потерявший самообладание Федоров начал наносить беспорядочные удары кинжалом провокатору в лицо, шею. Последний удар был так силен, что голова Казанцева оказалась почти отрубленной. Федоров позже все-таки выйдет на связь с эсерами, расскажет все и об убийстве Иоллоса, и о своей мести Казанцеву. Эсеры выпустят специальную листовку под названием «Кошмар», а провокационная деятельность охранки и «СРН» станет достоянием гласного обсуждения в прессе и в Думе.

Александр Полевой

Чтобы получить ссылку на эту новость, достаточно «КЛИКНУТЬ» по ней:

Ссылка в Браузер:

HTML-код для Cайта:

BB-код для Форума:

Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Поэтому функционал Нашего портала для Вас ОГРАНИЧЕН, чтобы снять ограничения,
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.
С Уважением, Администрация Портала Ангарска ALLANGARSK.RU

Читайте дополнительно в этом разделе:

Обсудить на форуме

Распечатать новость..

Рекомендуем к прочтению: Информация

Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.

Навигация по сайту

Администрация города Ангарская Налоговая История Ангарска

СМИ, Кинотеатры

Газета «Время» Газета «Про-Ангарск» О Газете «Про-Ангарск» Газета «ВИВАМЕД» «Байкальское содружество» кт. «Родина»

Справочные сервисы

Маршрутки Ангарска Службы такси Ангарска Каталог статей Партнёрам Рекламодателю Ангарский хк. «Ермак» Карта нашего сайта Иркутская область

Ваше мнение

Нужна ли Ангарску общественная организация АВТОМОБИЛИСТОВ, независимо от марки а/м?

Получать Новости на Е-майл

Погода Сегодня:

Партнеры проекта

Наш Портал в Рейтингах